Школа крестьянской молодежи. От Елховки до Женевы (Продолжение.)

Н. А. Тарханов, выходец из разорившейся помещичьей семьи, имел высшее агрономическое образование, преподавал основной курс в школе «сельское хозяйство» и химию. Его познания в этих предметах и метод преподавания у меня оставили наилучшие воспоминания до настоящего времени. В летний период  он находился с нами и руководил всеми сельскохозяйственными работами на земле и скотном дворе.

Математика преподавалась учителем (фамилию уже забыл) высокой квалификации, которому по каким-то причинам  было запрещено  преподавать этот предмет в уездных школах.

В ШКМ не было никакого ажиотажа, что свойственно современным школам, относительно отметок, главная отметка была за сельскохозяйственные работы и прилежность к труду, за чтение книг, имеющихся в библиотеке школы. Принимались во внимание и выполняемые работы учеников в своих семьях в каникулярное время. Короче, лень никогда и нигде не поощрялась, а осуждалась, и это очень важно было для детей крестьян.

Учащиеся ШКМ постоянно ориентировались на работы в сельской местности, используя полученные знания для практического их применения в своих хозяйствах, имея при этом ввиду повышение урожайности земли и продуктивности животноводства.

Еще до начала создания колхозов учащиеся ориентировались на выгодность объединения единоличных крестьянских хозяйств в крупные хозяйства, отказа от трехпольного севооборота и переход на многопольное использование земельных массивов. Поэтому не случайно в период массовой коллективизации много выходцев из ШКМ были застрельщиками этого движения и впоследствии становились председателями колхозов или занимали руководящие должности, а некоторые становились председателями сельских советов или заведующими изб-читален на селе.

Лучшим и способным ученикам рекомендовалось поступление в сельскохозяйственный техникум в Кемле (Мордовская АССР), созданный на базе старинной школы агрономов, и лесотехнический техникум на ст. Сережа, тоже старинной школы, готовящей специалистов для лесного хозяйства. Эти ближайшие школы среднего звена имели заслуженный авторитет у местного населения еще с дореволюционных времен.

Мне, в частности, также рекомендовалось поступить учиться в этот техникум, при этом подчеркивалось, что я там буду обеспечен стипендией, величина которой давала возможность получить образование без помощи родителей и стать агрономом. Впоследствии выяснилось, что это не соответствовало действительности, и я не смог воспользоваться школьной рекомендацией.

Поскольку в первые 2 – 3 года существования ШКМ основным контингентом учащихся являлись крестьянские дети-переростки и воспитанники местного детского дома, при школе была достаточно многочисленная и сильная комсомольская организация, причем некоторые ученики поступали в комсомол без разрешения и одобрения родителей, а факт принадлежности к комсомолу скрывали от ближайших родственников.

Мое поступление в комсомол произошло крайне любопытно и в настоящее время маловероятно, поэтому этот факт считаю необходимым сообщить.

В моем селе комсомольской организации не было, поэтому мой брат Владимир, 1908 г. рождения, подал  заявление о приеме в комсомол в Понетаевскую организацию при ШКМ. Комсомольская организация, получив такое заявление,  подумала, что это заявление от меня и пригласила меня на заседание бюро, где и выяснилось, что я заявление о приеме не подавал. Тем не менее, узнав, что я не возражаю быть принятым в комсомол, тут же попросили меня написать заявление, и я был принят одновременно с братом. Впоследствии брат так и не оформил своего членства, а я с конца 1926 г. стал комсомольцем.

Поскольку ШКМ находилась на территории женского монастыря в одном из корпусов, то главная деятельность нашей комсомольской организации была направлена на антирелигиозную пропаганду. Мы ходили по деревенским избам и сходкам и рассказывали об отрицательных сторонах жизни монастыря и ханжестве монахинь, а особенно о привилегированной части – «матушки»-игуменьи и ее ближайшем окружении.

В 1926 – 1927 гг. монастырь стал закрываться,  на его территории должен быть организован дом инвалидов, в основном для инвалидов гражданской войны и участников революции. Руководству монастыря были даны соответствующие предписания о возможных сроках оставления монастыря монахинями, о сохранении ценностей, принадлежащих монастырю и передаваемых  в распоряжение представителей Советской власти, а также о вывозе личного имущества, принадлежащего монахиням.

Комсомольская организация была привлечена для охраны имущества, главным образом, особо ценных икон, одежды церковных служителей и для недопущения уничтожения или порчи монастырских строений, садов и других хозяйственных пристроек. Комсомольцам в эти дни разрешалось и предоставлялась возможность посещать церковные службы, которые были особенно торжественны, а по времени длительны. Колокольный звон не прекращался на протяжении всего светового дня.

После того, как монастырь был покинут его обитателями, силами отдельных комсомольцев были сняты церковные кресты со всех корпусов и церквей (за исключением звонницы), расположенных в монастыре. Все эти работы производились публично, при скоплении большого количества местного населения, среди которых большинство осуждало наши действия, а мы ходили героями дня – безбожниками. В 1927 году  были сняты  колокола со всех церквей монастыря, и комсомольцы опять привлекались к этим работам.

В. РЕБРОВ.

(Продолжение следует).